Очень глубокие мысли Проханова о Пригожине. Они развернуты в его последнем романе «Лернер». Мы говорили с Прохановым в его домике под Псковом вместе с Малофеевым о Пригожине, о его роли в русской истории ещё до похода на Москву. Проханов тогда обеспокоенно настаивал, что поворот внутри Пригожина, который тогда только намечался, чрезвычайно опасен для государства. Мы были глубоко в делах фронта, и не разделяли опасений Проханова, полагая, что против Начальника он все же не пойдет ни при каких обстоятельствах. Проханов, как настоящий визионер, был обеспокоен куда больше. И он оказался прав.
Прав он и в том, что фигура Евгения Пригожина масштабна и уникальна. Особенно на фоне сегодняшней элиты, которая почему-то даже в экстремальных условиях Третьей Отечественной Войны (СВО) ярких фигур рождать не спешит. Народ - герой, элита же пока просто улучшается, очищается, но так, чтобы вспыхнуть факелом, как Пригожин, нет и отдаленно.
И прав Проханов в том, что видит остановку марша на Москву Пригожина как чудо. Он остановился сам. Он был субъектом и действовал как субъект - в лучшем и в худшем.
Многие делают из этого вывод: вот вам и допущение субъектности, пассионарности, героизма, личности в жизнь, войну и политику, игра с огнем. Риск восстания кшатриев.
Но можно прочитать и иначе: Начальник же на это пошел. Он дал русскому субъекту шанс. Значит, он думал над этим и даже что-то сделал. Он пошел на риск, значит, он понимал и понимает значимость русского субъекта. Огромный удар по русский субъектности - марш на Москву. Это отбросило нас назад. Но фатальным не стало. Война продолжилась, и Русская Идея только укрепила свои позиции, стала более зрелой, ответственной, насыщенной.
Враги всего русского, всего пассионарного и всего субъектного ликовали тогда: вот чем все кончилось, так что никогда больше таких экспериментов не проводим.
Но тут визионер Проханов замечает: а что же тогда остановило Евгения Пригожина? И отвечает нечто внутри него. Его же субъектность его и остановила на пути к Москве. Что-то внутреннее. А может быть и явления, подобное тому, которое увидел Савл на дороге в Дамаск. Проханов считает, что это было эпифания самой Матери Истории.
В критические повороты русской истории субъект необходим. Одних исполнителей не достаточно. А Верховный Правитель - субъект субъектов. Тогда сконцентрированная сила освобожденной пассионарности проломит путь к Победе. Победу способен стяжать только субъект.
Русское пассионарное начало несет в себе опасность. Но механическое послушание, серость и шкурность тоже несет. Тут важен баланс. В этом искусство власти. На одной чаше одно, на другой другое. Обе чаши необходимы, но их пропорции нельзя определить догматически. Это искусство, гений, наитие Правителя, который всякий раз определяет, где должно быть чуть больше, где чуть меньше.
В народе после Пригожина яркая воля к решительности, героизму и справедливости никуда не исчезла. Но марш на Москву наглядно показал обратную сторону избытка неукротимой жизни. Чашу весов, очевидно, надо было сдвигать, и ее сдвинули. Оправданно и вовремя. Но надо растить героев, а значит, снова идти на риск. Герой, субъект обязательно обладает определенной суверенностью. Не может не обладать. В этом его сущность, и сила, и опасность. Не случайно Императоры называются «Царями Царей». Править дворней одно, дворянами совершенно другое. А тем более повелевать князьями, царями. Но именно это Россия. Не аппарат и не корпорация, но Империя.
Проханов, который раньше других стал бить в колокол о Пригожине, будто предвидя его восстание, сейчас бьет в колокол уже в его честь. Как и положено русскому ясновидцу. И снова он видит нечто важное и новые риски. Без личной воли, чести и жажды справедливости Победы не видать.
Весы в руках Императора. Чтобы чаша героев была полна, в этом его искусство и его миссия. Но главное искусство баланса. Проханов как экран таинства русской истории, помогает нам увидеть ее объемно и контрастно.
Он очень осторожно намекает. Этот намек или урок зашифрован в слове «Лернер».
